Ranny
Название: Сны
Автор: Люсиль
Фэндом: манга Angel Sanctuary Каори Юки
Пейринг: Росиэль/Сариэль, Росиэль/Катан
Рейтинг: R
Предупреждение: она не знает, что это сны... (с)
Саммари: сны и не сны
Дисклеймер: все благодарности - Каори Юки
читать дальшеСквозь дно стакана я вижу угол комнаты - чудесную уменьшенную картинку, раскрашенное стеклышко в линзе панорамы. Опускаю руку - и мутный сок тяжело опадает по стенкам, оставляя почти пушистые дорожки ананасовой мякоти. Я провожу пальцем по твоим губам. Они блестят и пахнут фруктовой лавкой. А когда я целую их - то выдыхающийся аромат остается и на моем языке. Удовольствие вот-вот сменится пресыщением. Липкие сладковатые потеки засыхают на твоем подбородке.
Я приказываю тебе умыться. Я держу тебя за плечо и не даю уйти.
- Но...
И если я дам тебе пощечину, никто об этом даже не узнает, верно?
На бледной коже остается едва заметный отпечаток. У меня легкая рука, не так ли, мой милый? Как просто заставить тебя подчиниться и сделать то, что я хочу. Надо всего лишь пощекотать твою шейку.
Ты вырос и стал красивым мальчиком, Сариэль. Черная повязка закрыла этот уродливый глаз. Ты же помнишь, кто спас тебя? Конечно, помнишь. И у тебя хватает гордости не отворачиваться. Мне это нравится. И еще мне нравится ерошить твои волосы - ведь ты так противно прилизываешь их перед зеркалом. Я оттрепал бы тебя за уши, гадкий, чтоб ты не смел больше этого делать. И что с того, если ты краснеешь и вцепляешься в подлокотники, чуть только я наклоняюсь поцеловать тебя? Все равно мне тебя ни чуточки не жаль.
Когда же мы виделись в последний раз? Мне кажется, совсем недавно. О да, отсечение крыльев - ужасно вульгарная казнь, не правда ли? Но ты молчишь и плотнее сдвигаешь колени. В чем дело? Ты разве боишься меня?
- Вы сильно изменились, Росиэль-сама, - внезапно роняешь ты.
В эту минуту я готов тебя убить.
Да, да, непроницаемая тряпка затянула правую глазницу, и тугие тесемки так просто не разорвешь. И я мечтаю, как игла взрежет черную ткань и медленно скользнет внутрь - до самого мозга.
Когда ты был мал, ты не смел возражать мне. В приглушенном свете ты был моложе и мягче, и обноски шли тебе больше, чем эта форма. Я обольстил и прельстил тебя, я дал тебе выпить вкусного яду с серебряной ложки, но я не сделал тебя своим - к чему заходить так далеко? Зачем мне твоя любовь, мальчик? Мне нет до нее дела.
И не об этом ли ты вспоминаешь теперь? Что за мысли, что за воспоминания бродят в твоей красивой голове, мой глупенький Сариэль? Ты еще чувствуешь себя совращенным, ты зажмуриваешься крепко-крепко, так легко обвинить во всем меня, но ведь ты сам этого хотел, сам этого хотел, сам этого хотел. Зачем ты отдергиваешь руку? Я всего лишь пытался тебя погладить. Ты такой непослушный. И слишком похож на другого строптивого мальчика. Так знакомо сжимаешь губы, когда я целую тебя.
А все равно, ты сделаешь, как мне нравится. Смятение притаилось в глубине зрачка - и сейчас, сейчас поднимет змеиную голову. Жажда иссушила тебя, похоть источила тебя, милый, милый, и я не дам тебе ни глотка воды.
Идем же. Ты заслужил свой сахар. Ты побледнел так от страха? Или не веришь своему счастью?
С каждым шагом ты желтеешь и блекнешь, но все стараешься держаться прямо. Жизнь уходит из тебя, а до маленькой смерти еще далеко. Несколько минут удушья - и твой рот уже голубого цвета. Я думаю, после нам и встретиться будет неприятно.
В спальне окна открыты настежь - мы захлебываемся ледяным воздухом. Я держу в объятиях твое худенькое тело и постепенно согреваюсь. Прижмись ко мне покрепче, заройся глубже в одеяла. Ты не знаешь, что я рассчитал все заранее, и теперь не сможешь, ни за что не сможешь уйти.
Чудесный мальчик с впалым животом и влажными волосами, со стройными, холодными ногами, я сдираю с тебя тяжелый халат, и золотые эполеты отражаются в твоих расширившихся от ужаса глазах. Ты стонешь и разводишь колени, я пробегаю пальцами по хрупким ребрам, и мой язык вычерчивает заклинания на бледных бедрах. Ты ничего не знаешь, мой невинный, но не бойся, я умею лечить - хоть от смерти, хоть от любви. Я скусываю мертвую кожу с твоих мозолей, она отдает солью, она уже - не часть тебя, и я хочу вырвать лоскут живой, бархатистой и теплой кожуры твоих абрикосовых плечей. Я переворачиваю тебя на живот - как школьника, приговоренного к порке. Ты думаешь о том же, ты боишься и жаждешь удара, твои ягодицы сжимаются в предвкушении - и я не отказываю, я шлепаю тебя звонко и зло, и всей ладонью впитываю твой жар, страх и наслаждение, я заставляю тебя просить еще - пока кожа не станет алой, лишь после этого я разведу два полукружия и проникну внутрь. Я заливаю тебя духами, маслом и спермой, я впрессовываю тебя в мягкие простыни и жду, когда жидкий гипс застынет, и ты окажешься в моей скорлупе. Ты бьешься и рвешь зубами и без того изгрызенную наволочку, дергаешь бедрами и хрипишь. Кажется, тебе нравится думать, что тебя насилуют? Может, ты не отказался бы от хлыста и наручников? Ах, не обижайся, мой маленький паж, но я не разрешаю тебя играть моими игрушками. Да ты и так кричишь и срываешь голос. Все кончено, а я не отпускаю тебя, и ты лежишь ничком, уткнувшись в подушку, и только после долгих просьб и приказов приподнимаешь голову и даешь мне поцеловать твои губы - твои воспаленные, жаркие губы, мой Катан.
- Росиэль-сама... Росиэль-сама...
Неужели я заснул?
Передо мной лежит измятое письмо. "Возлюбленный Росиэль-сама..." - шепчет мне мертвый мальчик - но я не желаю его слушать.
- Ты прочитал его?
- Да.
Ты отлично владеешь собой. В твоем голосе нет ни боли, ни ревности, и обида не растекается по твоим губам. Все верно. Ты не должен ничего испытывать. Ты должен только любить меня.
И сними, пожалуйста, эту фуражку - она мешает целоваться.
Ты бесшумно сглатываешь. Быть может, у тебя болит горло? Еще одно воспоминание - или сон? - о твоем бледном лице на подушке и сухих острых пальцах, вцепившихся в мою руку. Запах лекарств и чая. Какой вздор.
Все идет так, как надо, и я не сделаю ни одной ошибки.
Я так ясно вижу Сариэля на черном квадратике дискеты. Мне даже странно, что ты не замечаешь его. Ты же всегда наблюдаешь за мной. Ты разглядел сегодня себя в моей постели?
Нет, нет, конечно. Ведь ты не знаешь, что это сны.
- Опять задумали что-то недоброе, Росиэль-сама?
Я разучился задумывать хорошее, неужели ты до сих пор не понял, Катан?
Мне нравятся твои волосы - пушистые и легкие. Мне нравятся твои длинные ресницы. Мне нравятся твои тоненькие руки. Ты весь нравишься мне - и конечно, у меня вовсе не от этого перехватывает дыхание. Ты слишком живой и теплый, и я не могу отпустить тебя.
Нет, я одного хочу - чтоб ты остался жив.
- Подойди ко мне поближе, Катан.
Ты двигаешься почти бесшумно, ты боишься причинить мне боль - или, может, ты тоже боишься меня? Неужели, Катан? Нет. Ты улыбаешься. Я знаю, я вижу это - и тягучее, приторное благоухание медленно стекает с моих ладоней. Грязный стакан падает на пол и разбивается. Желтые капли на осколках.
- Оставь. Ты порежешься.
- Росиэль-сама...
- Я сказал - оставь.
Ты выпрямляешься и смотришь на меня. Откуда в твоих глазах взялась эта голубая беззащитность? И почему у тебя такая хрупкая шея - чуть сожмешь пальцы, и останутся синяки? И отчего...
- Отчего ты не плачешь обо мне?
Не отвечай - я знаю, что ты скажешь. Я просто забыл, что ты такой же, как все они. Я сейчас вспомню об этом. Сейчас.
О, Катан, не покидай меня.
О, Катан, пожалуйста, останься.
- Не бойтесь, Росиэль-сама. Я с вами.
Навсегда?
- Я с вами навсегда.
Так почему мне кажется теперь, что я буду плакать о тебе?
- А ты бы отдал все, чтобы быть со мною?
Ты колеблешься, упрямый мальчик. Я могу считать сомнения с кончиков твоих ресниц, я могу слизнуть кислый испуг с твоих сладких губ. Я беру тебя за руку, и ты сдаешься мне, наконец-то сдаешься.
- Да... я отдам все, Росиэль-сама, - говоришь ты.
Твои слова терпки, как зеленый крыжовник.
Моя маленькая кукла, сейчас я жалею, что набил соломой и тряпками твое фарфоровое тело. Но что - скажи, что? - мне оставалось делать? Горечь растворяется, тают последние белые крупинки, и ты снова пахнешь так слабо и нежно, как никто в целом мире. Мой чистый мальчик, если бы я только знал, как испортить тебя... Но все напрасно. Я могу спать с тобой, могу бить тебя, могу нашептывать злые тайны тебе по ночам - когда мой голос становится томительнее и слаще проклятого сока белены, я могу вырвать твои крылья - но испачкать тебя не могу. Как ты смеешь быть таким чистым, Катан? Как ты смеешь - ведь я же такой грязный?
Твои пальцы оплетают мое запястье, спокойная прохлада струится с узенькой ладони и впитывается в мою прекрасную, отравленную кожу. Ты красив, Катан, и на тебе нет пятна.
О, пожалуйста, не оставляй меня.
Я не хочу умирать в одиночестве.
- Все хорошо, Росиэль-сама. Не бойтесь. Пока я с вами, ничего не случится...
Но сколько же ты еще будешь со мной? Вечно?
- А я буду с вами вечно.
Сладчайшая в мире ложь.
И раны на твоей спине заживают так медленно.
Я не виноват, что бью тебя, я не хочу этого, но что мне делать, если ты сам встаешь на колени и спускаешь рубашку с плеч, что мне делать, раз ты так покорен, что мне делать, как удержаться и не ударить тебя?
Но иногда я прихожу в себя и понимаю - мне не хватит сил, чтобы исполнить то, что я задумал. И я хочу лишь одного - быть рядом с тобой.
Подойди ко мне поближе, Катан.
Мне больше никто не нужен.
И я не помню никого.
Пусть тот одноглазый, окровавленный мальчик не улыбается мне так страшно. Прикажи ему не улыбаться, Катан. Прогони его, о, скорее, скорее. Я не желаю видеть это лицо, я не хочу целовать его. Почему ты жалеешь его? Почему - не меня? И в твоих объятиях так тепло и покойно. Обними меня крепче, Катан. Чтобы я не смог тебя выпустить.
Когда безумие настигает меня, все вокруг становится сияющим и черным, и нельзя жить в таком мире. Когда я мучаю тебя, ты моргаешь часто-часто, удерживая слезы. Я пью твое яблочное дыхание, как вино - из растрескавшейся чаши губ. Я пью твое здоровье, Катан.
Ты прячешься за плотными рукавами и наглухо застегнутыми воротниками, но я знаю каждый изгиб, каждый волосок твоего тела, и даже под самым длинным плащом вижу твою ослепительную наготу.
Пленил ты сердце мое, пленил ты сердце мое одним взглядом очей твоих. О, как любезны ласки твои, о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние твое лучше всех ароматов.
- Вам надо отдохнуть, Росиэль-сама, - просительно шепчешь ты.
И добавляешь еще тише - но я-то слышу каждое слово:
- Ведь вы так долго не выдержите...
Мой бедный мальчик, мы все перекручены внутри, и ты не переживешь меня.
- Я выспался, Катан, все хорошо.
- Но это же не сон.
Это сны, мой мальчик, всего лишь сны, и ты об этом не знаешь.
Я рву письмо и ломаю пополам дискету. Сариэль больше не потревожит меня, он ушел прочь. А ты стоишь рядом, горячий и маленький, и я обхватываю руками и пригибаю книзу твою голову, и целую тебя в губы - воспаленные и жаркие от осеннего ветра.
Автор: Люсиль
Фэндом: манга Angel Sanctuary Каори Юки
Пейринг: Росиэль/Сариэль, Росиэль/Катан
Рейтинг: R
Предупреждение: она не знает, что это сны... (с)
Саммари: сны и не сны
Дисклеймер: все благодарности - Каори Юки
читать дальшеСквозь дно стакана я вижу угол комнаты - чудесную уменьшенную картинку, раскрашенное стеклышко в линзе панорамы. Опускаю руку - и мутный сок тяжело опадает по стенкам, оставляя почти пушистые дорожки ананасовой мякоти. Я провожу пальцем по твоим губам. Они блестят и пахнут фруктовой лавкой. А когда я целую их - то выдыхающийся аромат остается и на моем языке. Удовольствие вот-вот сменится пресыщением. Липкие сладковатые потеки засыхают на твоем подбородке.
Я приказываю тебе умыться. Я держу тебя за плечо и не даю уйти.
- Но...
И если я дам тебе пощечину, никто об этом даже не узнает, верно?
На бледной коже остается едва заметный отпечаток. У меня легкая рука, не так ли, мой милый? Как просто заставить тебя подчиниться и сделать то, что я хочу. Надо всего лишь пощекотать твою шейку.
Ты вырос и стал красивым мальчиком, Сариэль. Черная повязка закрыла этот уродливый глаз. Ты же помнишь, кто спас тебя? Конечно, помнишь. И у тебя хватает гордости не отворачиваться. Мне это нравится. И еще мне нравится ерошить твои волосы - ведь ты так противно прилизываешь их перед зеркалом. Я оттрепал бы тебя за уши, гадкий, чтоб ты не смел больше этого делать. И что с того, если ты краснеешь и вцепляешься в подлокотники, чуть только я наклоняюсь поцеловать тебя? Все равно мне тебя ни чуточки не жаль.
Когда же мы виделись в последний раз? Мне кажется, совсем недавно. О да, отсечение крыльев - ужасно вульгарная казнь, не правда ли? Но ты молчишь и плотнее сдвигаешь колени. В чем дело? Ты разве боишься меня?
- Вы сильно изменились, Росиэль-сама, - внезапно роняешь ты.
В эту минуту я готов тебя убить.
Да, да, непроницаемая тряпка затянула правую глазницу, и тугие тесемки так просто не разорвешь. И я мечтаю, как игла взрежет черную ткань и медленно скользнет внутрь - до самого мозга.
Когда ты был мал, ты не смел возражать мне. В приглушенном свете ты был моложе и мягче, и обноски шли тебе больше, чем эта форма. Я обольстил и прельстил тебя, я дал тебе выпить вкусного яду с серебряной ложки, но я не сделал тебя своим - к чему заходить так далеко? Зачем мне твоя любовь, мальчик? Мне нет до нее дела.
И не об этом ли ты вспоминаешь теперь? Что за мысли, что за воспоминания бродят в твоей красивой голове, мой глупенький Сариэль? Ты еще чувствуешь себя совращенным, ты зажмуриваешься крепко-крепко, так легко обвинить во всем меня, но ведь ты сам этого хотел, сам этого хотел, сам этого хотел. Зачем ты отдергиваешь руку? Я всего лишь пытался тебя погладить. Ты такой непослушный. И слишком похож на другого строптивого мальчика. Так знакомо сжимаешь губы, когда я целую тебя.
А все равно, ты сделаешь, как мне нравится. Смятение притаилось в глубине зрачка - и сейчас, сейчас поднимет змеиную голову. Жажда иссушила тебя, похоть источила тебя, милый, милый, и я не дам тебе ни глотка воды.
Идем же. Ты заслужил свой сахар. Ты побледнел так от страха? Или не веришь своему счастью?
С каждым шагом ты желтеешь и блекнешь, но все стараешься держаться прямо. Жизнь уходит из тебя, а до маленькой смерти еще далеко. Несколько минут удушья - и твой рот уже голубого цвета. Я думаю, после нам и встретиться будет неприятно.
В спальне окна открыты настежь - мы захлебываемся ледяным воздухом. Я держу в объятиях твое худенькое тело и постепенно согреваюсь. Прижмись ко мне покрепче, заройся глубже в одеяла. Ты не знаешь, что я рассчитал все заранее, и теперь не сможешь, ни за что не сможешь уйти.
Чудесный мальчик с впалым животом и влажными волосами, со стройными, холодными ногами, я сдираю с тебя тяжелый халат, и золотые эполеты отражаются в твоих расширившихся от ужаса глазах. Ты стонешь и разводишь колени, я пробегаю пальцами по хрупким ребрам, и мой язык вычерчивает заклинания на бледных бедрах. Ты ничего не знаешь, мой невинный, но не бойся, я умею лечить - хоть от смерти, хоть от любви. Я скусываю мертвую кожу с твоих мозолей, она отдает солью, она уже - не часть тебя, и я хочу вырвать лоскут живой, бархатистой и теплой кожуры твоих абрикосовых плечей. Я переворачиваю тебя на живот - как школьника, приговоренного к порке. Ты думаешь о том же, ты боишься и жаждешь удара, твои ягодицы сжимаются в предвкушении - и я не отказываю, я шлепаю тебя звонко и зло, и всей ладонью впитываю твой жар, страх и наслаждение, я заставляю тебя просить еще - пока кожа не станет алой, лишь после этого я разведу два полукружия и проникну внутрь. Я заливаю тебя духами, маслом и спермой, я впрессовываю тебя в мягкие простыни и жду, когда жидкий гипс застынет, и ты окажешься в моей скорлупе. Ты бьешься и рвешь зубами и без того изгрызенную наволочку, дергаешь бедрами и хрипишь. Кажется, тебе нравится думать, что тебя насилуют? Может, ты не отказался бы от хлыста и наручников? Ах, не обижайся, мой маленький паж, но я не разрешаю тебя играть моими игрушками. Да ты и так кричишь и срываешь голос. Все кончено, а я не отпускаю тебя, и ты лежишь ничком, уткнувшись в подушку, и только после долгих просьб и приказов приподнимаешь голову и даешь мне поцеловать твои губы - твои воспаленные, жаркие губы, мой Катан.
- Росиэль-сама... Росиэль-сама...
Неужели я заснул?
Передо мной лежит измятое письмо. "Возлюбленный Росиэль-сама..." - шепчет мне мертвый мальчик - но я не желаю его слушать.
- Ты прочитал его?
- Да.
Ты отлично владеешь собой. В твоем голосе нет ни боли, ни ревности, и обида не растекается по твоим губам. Все верно. Ты не должен ничего испытывать. Ты должен только любить меня.
И сними, пожалуйста, эту фуражку - она мешает целоваться.
Ты бесшумно сглатываешь. Быть может, у тебя болит горло? Еще одно воспоминание - или сон? - о твоем бледном лице на подушке и сухих острых пальцах, вцепившихся в мою руку. Запах лекарств и чая. Какой вздор.
Все идет так, как надо, и я не сделаю ни одной ошибки.
Я так ясно вижу Сариэля на черном квадратике дискеты. Мне даже странно, что ты не замечаешь его. Ты же всегда наблюдаешь за мной. Ты разглядел сегодня себя в моей постели?
Нет, нет, конечно. Ведь ты не знаешь, что это сны.
- Опять задумали что-то недоброе, Росиэль-сама?
Я разучился задумывать хорошее, неужели ты до сих пор не понял, Катан?
Мне нравятся твои волосы - пушистые и легкие. Мне нравятся твои длинные ресницы. Мне нравятся твои тоненькие руки. Ты весь нравишься мне - и конечно, у меня вовсе не от этого перехватывает дыхание. Ты слишком живой и теплый, и я не могу отпустить тебя.
Нет, я одного хочу - чтоб ты остался жив.
- Подойди ко мне поближе, Катан.
Ты двигаешься почти бесшумно, ты боишься причинить мне боль - или, может, ты тоже боишься меня? Неужели, Катан? Нет. Ты улыбаешься. Я знаю, я вижу это - и тягучее, приторное благоухание медленно стекает с моих ладоней. Грязный стакан падает на пол и разбивается. Желтые капли на осколках.
- Оставь. Ты порежешься.
- Росиэль-сама...
- Я сказал - оставь.
Ты выпрямляешься и смотришь на меня. Откуда в твоих глазах взялась эта голубая беззащитность? И почему у тебя такая хрупкая шея - чуть сожмешь пальцы, и останутся синяки? И отчего...
- Отчего ты не плачешь обо мне?
Не отвечай - я знаю, что ты скажешь. Я просто забыл, что ты такой же, как все они. Я сейчас вспомню об этом. Сейчас.
О, Катан, не покидай меня.
О, Катан, пожалуйста, останься.
- Не бойтесь, Росиэль-сама. Я с вами.
Навсегда?
- Я с вами навсегда.
Так почему мне кажется теперь, что я буду плакать о тебе?
- А ты бы отдал все, чтобы быть со мною?
Ты колеблешься, упрямый мальчик. Я могу считать сомнения с кончиков твоих ресниц, я могу слизнуть кислый испуг с твоих сладких губ. Я беру тебя за руку, и ты сдаешься мне, наконец-то сдаешься.
- Да... я отдам все, Росиэль-сама, - говоришь ты.
Твои слова терпки, как зеленый крыжовник.
Моя маленькая кукла, сейчас я жалею, что набил соломой и тряпками твое фарфоровое тело. Но что - скажи, что? - мне оставалось делать? Горечь растворяется, тают последние белые крупинки, и ты снова пахнешь так слабо и нежно, как никто в целом мире. Мой чистый мальчик, если бы я только знал, как испортить тебя... Но все напрасно. Я могу спать с тобой, могу бить тебя, могу нашептывать злые тайны тебе по ночам - когда мой голос становится томительнее и слаще проклятого сока белены, я могу вырвать твои крылья - но испачкать тебя не могу. Как ты смеешь быть таким чистым, Катан? Как ты смеешь - ведь я же такой грязный?
Твои пальцы оплетают мое запястье, спокойная прохлада струится с узенькой ладони и впитывается в мою прекрасную, отравленную кожу. Ты красив, Катан, и на тебе нет пятна.
О, пожалуйста, не оставляй меня.
Я не хочу умирать в одиночестве.
- Все хорошо, Росиэль-сама. Не бойтесь. Пока я с вами, ничего не случится...
Но сколько же ты еще будешь со мной? Вечно?
- А я буду с вами вечно.
Сладчайшая в мире ложь.
И раны на твоей спине заживают так медленно.
Я не виноват, что бью тебя, я не хочу этого, но что мне делать, если ты сам встаешь на колени и спускаешь рубашку с плеч, что мне делать, раз ты так покорен, что мне делать, как удержаться и не ударить тебя?
Но иногда я прихожу в себя и понимаю - мне не хватит сил, чтобы исполнить то, что я задумал. И я хочу лишь одного - быть рядом с тобой.
Подойди ко мне поближе, Катан.
Мне больше никто не нужен.
И я не помню никого.
Пусть тот одноглазый, окровавленный мальчик не улыбается мне так страшно. Прикажи ему не улыбаться, Катан. Прогони его, о, скорее, скорее. Я не желаю видеть это лицо, я не хочу целовать его. Почему ты жалеешь его? Почему - не меня? И в твоих объятиях так тепло и покойно. Обними меня крепче, Катан. Чтобы я не смог тебя выпустить.
Когда безумие настигает меня, все вокруг становится сияющим и черным, и нельзя жить в таком мире. Когда я мучаю тебя, ты моргаешь часто-часто, удерживая слезы. Я пью твое яблочное дыхание, как вино - из растрескавшейся чаши губ. Я пью твое здоровье, Катан.
Ты прячешься за плотными рукавами и наглухо застегнутыми воротниками, но я знаю каждый изгиб, каждый волосок твоего тела, и даже под самым длинным плащом вижу твою ослепительную наготу.
Пленил ты сердце мое, пленил ты сердце мое одним взглядом очей твоих. О, как любезны ласки твои, о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние твое лучше всех ароматов.
- Вам надо отдохнуть, Росиэль-сама, - просительно шепчешь ты.
И добавляешь еще тише - но я-то слышу каждое слово:
- Ведь вы так долго не выдержите...
Мой бедный мальчик, мы все перекручены внутри, и ты не переживешь меня.
- Я выспался, Катан, все хорошо.
- Но это же не сон.
Это сны, мой мальчик, всего лишь сны, и ты об этом не знаешь.
Я рву письмо и ломаю пополам дискету. Сариэль больше не потревожит меня, он ушел прочь. А ты стоишь рядом, горячий и маленький, и я обхватываю руками и пригибаю книзу твою голову, и целую тебя в губы - воспаленные и жаркие от осеннего ветра.